Андрей Родионов: Стихи — это всегда разговор о загадках бытия

Известный поэт Андрей Родионов побывал в Новосибирске и провел творческую встречу, в ходе которой прочел свои стихи и ответил на множество вопросов. 

ОН ПОЭТ, драматург, культуртрегер. Окончил Московский полиграфический институт, много лет работал в музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко в красильном цехе. Автор восьми поэтических сборников, директор и куратор литературных фестивалей в Перми, Воронеже, Канске, Москве, организатор и ведущий Московского поэтического слэма с 2003 года и Всероссийского слэма с 2010-го.

— Андрей, как поэту монетизировать свой талант? 

— Как угодно. Участница слэма Наталья Трай написала песню для Аллы Борисовны Пугачевой…

— Вас не прельщает подобный способ?

— Это надо уметь. Я пишу для театров — по заказу режиссеров. Но это не значит, что мою драматургию сразу же принимают на ура, — пишу и пятый, и десятый вариант текста. Драматургия у меня — совместное предприятие с женой.

— То есть на гонорары поэтам не прожить? 

— Нет, это просто смешно.

— Получается, авторам нужно искать нормальную работу? 

— Ну, мне в этом смысле проще. Мы с Катей Троепольской сотрудничаем с театрами. Пишем для Мастерской Брусникина. Занимаемся видеопоэзией. Проводим слэмы, бываем во многих городах России. И, наконец, я гастролирую как поэт.

— И это все оплачивается? 

— Можно говорить лишь об окололитературном труде, приносящем деньги. А поэзия как таковая не коммерческая вещь. Зарабатывать стихами очень сложно. Если это не сочинение текстов на заказ.

— Но, несомненно, поэзия приносит удовольствие… 

— Да, это так. Этим и привлекательна для многих.

— И как давно вы поняли, что подсажены на это удовольствие? 

— Сразу. В юном возрасте прочитал антологию, составленную Владиславом Холшевниковым, «Мысль, вооруженная рифмами». Ее принесла с работы мама. Она работала в Генплане, проектировала с коллегами метро. После этой книги я и заболел поэзией — сразу и навсегда. Лет в 12-13. Учил оттуда страницами наизусть — настолько все было прекрасно.

— Что, на ваш взгляд, представляет из себя современная Москва поэтическая? 

— Главный признак Москвы поэтической — ее сегментированность, этих частей много, и они между собой не пересекаются. Некоторые группы лиц даже слыхом не слыхивали друг о друге.

Актуальная поэзия — «Воздух» Дмитрия Кузьмина, премия Драгомощенко, поэтическая площадка Центра Вознесенского, где литературную программу ведет Илья Данишевский. Политическая поэзия левацкой направленности — Кирилл Медведев, отстаивающие права женщин Оксана Васякина, Дарья Серенко, Галина Рымбу. Есть Вера Полозкова. Есть поэтический театр, где много работаем мы с Катей, ставим композиции из стихов современных поэтов и пишем пьесы в стихах — эта наша инициатива сейчас получила продолжение: Дмитрий Данилов, Михаил Чевега, Дана Сидерос. Есть поэзия на слэмах, ее приходят слушать. Это то, что слышу и вижу, в чем участвую я. Но есть очень много такого, с чем я знаком только понаслышке.

— А насколько авторитетны, к примеру, такие организации, как Союз писателей России и Союз писателей Москвы? 

— Они неэффективны и неавторитетны в силу своей космической огромности. Маленькие сообщества привыкли каким-то образом управляться со своими потребностями. А большая организация в лучшем случае играет на руку организаторам, рядовые там не у дел. Поэтому авторитет у таких сообществ нулевой.

— Вопрос многолетнему ведущему слэма. Есть мнение, что идея соревнования поэтов неудачна — потому что простым голосованием не решить, кто лучше, кто хуже… 

— Юра, в том-то все и дело, что слэм — окололитературный конкурс. И, кстати, поэтическая деятельность по добыче денег — тоже окололитературная. На слэме, кроме текстов, интересны сами поэты, их подача стихов, тематика. К примеру, в День Конституции выстреливают стихи про Конституцию.

— Но вы избегаете слова «шоу»?

— Да нет, почему? Дело не в определениях. Элемент шоу в слэме тоже присутствует, да. В английском языке «шоу» — многозначное слово, оно может относиться даже к сериалам. То есть «Игра престолов» — тоже шоу. А как назвать слэм — концертом, поэтическим вечером, литературным конкурсом, сечей, битвой, театрально-литературным марафоном, перформансом от поэзии?

— Маститые авторы нередко отказываются от участия в турнирах — видимо, боятся проиграть менее именитому сопернику. Как их успокоить? 

— Никак. Потому что состоявшиеся поэты — это… (Задумывается.) Это сложное понятие и сложное явление. Скажу вполне очевидную вещь: есть люди, которым очень хочется победить, несмотря ни на что. Редко бывает, что у них при этом есть литературный талант. И кто-то даровитый посмотрит на этих людей и подумает: чем черт не шутит — выйду и я на слэм, заработаю денежку! Но только победа в слэме не значит, что ты лучший поэт России. Соответственно, если ты неудачно выступил — это не означает, что ты не поэт.

— А себя вы считаете состоявшимся поэтом? 

— (После паузы.) Считаю себя более-менее успешным. А все началось с того, что в молодости я приходил на вечера, где был свободный микрофон, — чтобы пообщаться с поэтами, поэтессами…

— Каковы перспективы такого феномена, как видеопоэзия? 

— Фестиваль видеопоэзии «Пятая нога» проходит раз в два года. Планируем очередной форум. В декабре ездили в Берлин на международный фестиваль видеопоэзии «Зебра» с лучшими российскими роликами. Выступили довольно успешно…

— Много ли у нас роликов, где видеоряд работает на умножение смыслов — в том числе поэтических?

— Я сторонник экспериментального видео. Например, в прошлом году режиссер Андрей Сильвестров на стихотворение Дмитрия Данилова про футбол сделал видео, которое можно смотреть только в очках ЗD. Такие вещи мне нравятся. Кирилл Серебренников лет 10 назад снял по нашей просьбе ролик на стихотворение Бродского — его обругали все и везде, но это одно из двух-трех фестивальных видео, которое мне не скучно смотреть! Вроде бы и виды Ростова не ахти какие — а полное ощущение того, что ты один, а вокруг то, что постичь невозможно…

— Допустима ли музыка в видеопоэзии? 

— Народ не обманешь: никакие украшательства плохому ролику не помогут. Должна быть интересная и убедительная режиссерская трактовка выбранного им стихотворения. Конкурсный отбор не проходят несколько типовых видео: когда человек, читая стихи, идет по осеннему парку и шуршит листьями, когда герой оказывается в зас…анном подвале или на крыше.

— В то же время есть немало самодостаточных стихов, не требующих картинки, — согласны?

— Конкурс «Пятая нога» мы позиционируем как кинематографический. И призы вручаем — режиссерам. Они выбирают стихи, которые их зацепили.

— Это в основном ВГИКовцы? 

— Фестиваль собирает огромное количество людей. Но в 2002—2004 годах начинали снимать видеопоэзию действительно ВГИКовцы.

— Чем отличается верлибр от прозы в столбик? 

— А то, что пишет Дмитрий Данилов, — это верлибр? Ну и прекрасно! В Театре.док идет рыжаковский спектакль, где звучит текст Данилова, и его принимают замечательно. Может быть, потому что он просто хорошо и интересно написан?

— Поэзия — приращение смыслов или умножение красоты?

— (После паузы.) Нам нужно вернуться в начало беседы — о разрозненности поэтического поля Москвы и множестве критериев в нем. Мне по душе прямое высказывание тонкого, интеллигентного человека. Но таких стихов сейчас крайне мало.

— Спрошу иначе: поэзия — разговор с современниками или с небом? 

— Конечно же, с небесами. Стихи — это всегда разговор о загадках бытия.

— В вашем сердце живут и стихи поэтов Серебряного века — Бальмонта, Блока, Гумилева. Что вас привлекает в творчестве столь разных авторов? 

— Вы назвали поэтов, чьи стихи я впервые прочел вне школьной программы. Это моя юношеская любовь. И она никуда не делась. В зрелом возрасте я узнал других авторов. Сильное впечатление произвела французская поэзия, предшествующая Серебряному веку. Американская поэзия прекрасна. Русская поэзия прекрасна и трагична.

— А кто же возглавляет ваш поэтический хит-парад? 

— Много кто. Не стоит и начинать называть их — и живых, и мертвых. Любимых поэтов у меня действительно очень много.

— Возможно ли повторение Серебряного века — в поэзии прежде всего? 

— В то время у интеллигентных людей были деньги… Повторение этой ситуации возможно — но лишь теоретически.

— «Блажен, кто верует…». Продолжаем разговор. В вашей творческой биографии есть такая строчка: «Ведущий поэтической мастерской». Что вам дал этот опыт? 

— Я веду мастерскую для молодежи вместе с Екатериной Троепольской в Центре Вознесенского на Ордынке. Помните, в телефильме «Ирония судьбы, или С легким паром!» учительница говорит про своих учеников: «Больше они меня учат, чем я их»? У меня та же ситуация в мастерской. Слава богу, так сложились звезды, что к нам пришли юные, но очень интересные ребята. Им было по 14-15 лет, сейчас — 19-20. И возникло что-то наподобие арт-группы: мы еженедельно выступаем со стихами на разных площадках, участвуем в театральных постановках, слэмах, «Поездах мира» и так далее. Занятия проходят в разных форматах. К примеру, Всеволод Емелин читал лекцию о Некрасове. Но в основном ребята выполняют поэтические задания — с последующими коллективными обсуждениями. Разбор детьми стихов друг друга — это настоящая мясорубка, скажу я вам! Кто-то уходит домой в слезах…

— Прочел в Сети, что вас визуально сравнивают с Лениным. Тоже считаете, что похожи на него?

— Нет. Не могу причинить вред другому человеку — в отличие от вождя мирового пролетариата! В детстве побывал в Мавзолее из любопытства. Сейчас не готов обсуждать дальнейшую судьбу Мавзолея.

— Будем считать, его место на Красной площади неизменно. А как меняется слэм за последние годы?

— В прошлом году была нетипичная история: первые два места на всероссийском слэме заняли поэты из Питера. До этого на финал в Красноярск 10 лет поочередно приезжали два победителя отборочных этапов в Санкт-Петербурге и занимали предпоследние места. А тут появились новые люди и выиграли. Видимо, сказались сногсшибательные питерские рэп-батлы.

— А самому выйти на батл — слабо? 

— Неохота. Я жюрил многие поединки, этого опыта мне достаточно. Чтобы выходить на бой, нужна мотивация. Ты должен понимать, зачем тебе нужна победа. Просто быть услышанным — этого мало. Мне, во всяком случае.

— В Центре имени Мейерхольда с аншлагами идет спектакль «Зарница» по вашей пьесе, сюжет которого напоминает «Сон в летнюю ночь». Как вам пришла идея взаимодействия с Шекспиром? 

— Как-то мы ехали с Катей в Тулу, смотрели на лес за окном. И вдруг мы поняли, что там может жить и либеральная, и патриотическая нечисть — со своими конфликтами и «перетираниями». Так возник замысел «Зарницы». Это детская игра — но я и занимаюсь с детьми в поэтической мастерской…

— Отсюда вопрос: каких писателей вы бы непременно включили в школьную программу по литературе? 

— Не возьмусь решать это единолично. Этот вопрос должны обсудить довольно много специалистов в различных областях. Но у меня есть свои предпочтения, конечно. Думаю, 11-классникам нужно давать поменьше прозы и побольше современной отечественной драматургии. Современные пьесы можно разыгрывать с подростками — они это любят. Вырыпаев, Данилов, Пулинович — весьма интересные авторы. Сигарева, Пряжко и других драматургов для зрительской категории «18+» оставим студентам.

— Вернемся к разговору о театре. Вы проходили кастинг на роль Лешего в спектакле «Зарница»?

— Актер не мог сыграть два премьерных спектакля — был занят в своем театре. Предстояло срочно ввести на его роль кого-то другого. Я вертелся рядом — и к тому же знал текст. Поэтому режиссер Квятковский сказал: «Пусть Родионов и сыграет!»

Мне нравится играть. Артистизм у меня в крови. Хотя прекрасно понимаю, что артистизм и актерская профессия — разные вещи. Режиссер Юрий Квятковский доволен моей работой в спектакле, это главное.

— Есть ли роли, о которых мечтаете? 

— Нет. У меня все нормально в жизни. Становиться актером не хочу. Роль в спектакле — приятный бонус к жизни, не более того. Актер — профессия подневольная. Мне это не близко.

— Отчасти шутливый взрослый вопрос: сколько граммов на грудь вам помогает перед выступлением, а сколько — мешает? 

— Немного не повредит, впрочем, сейчас я не пью перед выступлением.

— Есть люди, с кем откажетесь выпить? 

— Да!

— Это литераторы? 

— Да.

— Их много? 

— Да.

— Спасибо за откровенность!

Юрий ТАТАРЕНКО, специально для «Новой Сибири»