«Город Солнца»: апофеоз классической утопии СССР как триумф соцреализма

Томмазо Кампанелла родился 5 сентября 1568 года в семье неграмотного сапожника. Как всякий Человек эпохи Возрождения (в нашем случае позднего Возрождения), он был невероятно разносторонним. Чем он только не занимался: философ и теолог, авторитетный астролог и вождь Калабрийского заговора, писатель и заключенный в застенках Инквизиции, а еще он защищал Галилея и серьезно интересовался различными магическими практиками и медициной. Но нам он известен (если известен вообще) как автор классической утопии «Город Солнца».

Небольшой трактат, хотя и написан в форме формального диалога между Гостинником (хозяином гостиницы) и Мореходом-генуэзцем, фактически это монолог моряка, рассказывающего об острове Тапробана где-то на экваторе, где находится идеальный во всех отношениях Город Солнца, верховный правитель которого так и называется – Солнце и даже обозначается астрологическим солнечным символом. Его соправители – Мощь, Мудрость и Любовь.

«Город Солнца» — так называется выставка из собрания Государственного музейно-выставочного центра «РОСИЗО», открывшаяся в Новосибирском художественном музее. На выставке представлены в основном живописные, а также графические (плакаты) и скульптурные произведения тридцатых годов прошлого века. Все они участвовали в легендарной Всесоюзной выставке 1939 года «Индустрия социализма», со временем частично утраченной и рассеянной.

Тридцатые годы — самое интереснейшее десятилетие в российской истории ХХ века. Героиня романа Андрея Платонова «Счастливая Москва», Москва Честнова, каждое утро смотрела на солнечный свет и говорила: — Это будущее время настает. И правда: в Советском Союзе развитие множества областей человеческой деятельности достигает своего апофеоза. Строятся промышленные гиганты, создаются лучшие в мире самолеты и танки. Настоящий расцвет переживает художественная литература: проза, поэзия, книги для детей. Творит композитор Дмитрий Шостакович, в кинематографе — Сергей Эйзенштейн. Даже совсем молодое искусство — фотография — достигает вершины в творчестве Александра Родченко.

И вот — изобразительное искусство 1930-х. Это время триумфа метода социалистического реализма, сказки, которая походила на правду, когда жизнь изображалась не такой, какая она есть, а какой она должна быть, когда все было проникнуто энтузиазмом и пафосом невиданного социального эксперимента — строительства нового общества. И, хотя социалистический реализм и насаждался сверху, удивительным образом он отвечал внутренней потребности и зрителей, и художников.

Посетителей в холле третьего этажа встречает увеличенная, отпечатанная на синтетическом полотне, репродукция картины Ивана Владимирова «Интуристы в Ленинграде» 1937 года. Очень узнаваемое место — Стрелка Васильевского острова, здание биржи, Ростральные колонны. Регулировщик в парадной форме остановил движение автомобилей, чтобы дать пройти маленькому пионерскому отряду. С барабаном, с красным знаменем весело шагают худенькие и просто одетые ребятишки, шагают в неизвестное будущее. У кого-то родители попадут под каток Большого террора, их самих совсем скоро настигнет самая чудовищная война ХХ века, страшные блокадные зимы, людоедское «ленинградское дело». Немногие из них доживут до «оттепели», немногие прочитают прозу Василия Аксенова и Андрея Битова и увидят фильмы Марлена Хуциева. А сейчас этих детей рассматривают сытые и холеные иностранные гости. Некоторые из них даже с удивлением привстали в своих кабриолетах.

Рядом висит работа Петра Мальцева «Встреча героического экипажа». Сталин, Каганович и Ворошилов встречают похожего на былинного богатыря Валерия Чкалова. Здесь можно вспомнить жизнь этого уникального человека, по легенде отвергшего предложение стать Наркомом Внутренних дел, драматичную историю покорения неба советскими летчиками, а также вспомнить о человеке, которого нет на картине, который в это время сидит в конструкторском бюро тюремного типа и позволяет себе едко шутить с самим Лаврентием Берией. Я имею в виду выдающегося авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева. И в это самое время он пытается спасти, вытащить из колымского белого ада другого выдающегося конструктора — Сергея Павловича Королева, совсем как Кампанелла пытался спасти от расправы Галилея.

Известно, что Владимир Ильич Ленин считал полезным использовать некоторые идеи «Города Солнца» в советской пропаганде. Одна из таких идей прослеживается очень хорошо: в Городе Солнца дети обучались, играя. И вот на картине Варвары Раевской-Рутковской ребятишки строят из песка не замки и крепости, а… домну!

Есть на выставке картины, заставляющие протянуть нить размышлений в наше время и даже в наш город. Например, «Комсомолки-светлановки» Алексея Ситтаро — что это значит? Они что, все Светланы? Нет, это молодые работницы ленинградского завода «Светлана», который во время войны оказался в Новосибирске в эвакуации, благодаря чему у нас появился Электровакуумный завод.

При встрече с эскизом Семена Павлова «Горячепрокатный цех завода «Красный гвоздильщик» возникает вопрос — а что это за завод с таким необычным говорящим названием? Одно из зданий этого завода построено в форме… гвоздя, который и сейчас «торчит» на Васильевском острове. И когда в Петербург приехала знаменитая архитектор Заха Хадид, она попросила показать ей только этот гвоздь и долго стояла перед памятником советского конструктивизма, вероятно отдавая этим дань признания всему советскому авангарду. Еще одно известное теперь ленинградское место изобразил Давид Загоскин — завод «Севкабель». Завод давно не работает, теперь здесь известный и очень популярный культурный и деловой центр «Севкабель Порт».

Еще на выставке «Город Солнца» можно увидеть, как готовится к полету самолет «Крокодил» из агитэскадрильи имени Максима Горького, можно словно ощутить на вкус вкуснейшие тортики, которые приготовили мастера-кондитеры, можно как будто услышать, как рычит, возвращающийся с маневров танк БТ-7. Можно перелететь с летчиками через Кавказский хребет или опуститься на дно с бесстрашными водолазами. А можно совсем близко увидеть, как из доменной печи выходит раскаленный поток чугуна.

Утопия Кампанеллы о Городе Солнца заканчивается так:

Гостинник: Подожди, подожди еще немного.

Мореход: Не могу, не могу…

Навсегда ушло время 1930-х. Почти совсем не осталось людей, которые участвовали в событиях того времени или хорошо помнят их. Но остались книги, бодрые песни, добрые черно-белые фильмы и яркая, праздничная живопись, сохранившая, кажется, все: музыку, ритмы той необыкновенной эпохи, мечты и надежды людей, строивших свой Город Солнца. Перефразируя Осипа Мандельштама, можно сказать, что живопись сохранила их речь навсегда.

Сергей ТИХАНОВ, специально для «Новой Сибири»

Фото Олеси МАКШАНЦЕВОЙ

Ранее в «Новой Сибири»:

«6×100» в Камерном зале филармонии. Приумножение новосибирской живописи