Павел Новгородов: Пора выдвигаться за пределы стен нархоза

Об образовательной деятельности, бизнесе и цифровизации рассказывает ректор нархоза, сумевший «поверить» экономику математикой. 

Павел Новгородов работает на должности ректора нархоза (НГУЭУ) всего несколько месяцев, ему сорок с небольшим лет, и он продолжил традицию обновления ректората новосибирских вузов вслед за Натальей Багровой (университет архитектуры и дизайна) и Евгением Рудоем (аграрный университет).

После окончания экономического факультета НГУ в начале 2000-х он работал на руководящих должностях в производственных и финансовых компаниях, занимался коммерческими проектами в области управления активами, консалтинга и оценки, занимал должность заместителем начальника управления инвестиционной политики и территориального развития экономики Министерства экономического развития НСО, а с 2014 года — проректор НГУЭУ. Недавно он стал гостем проекта «Люди как книги» и ответил на не самые легкие вопросы.

— Павел Анатольевич, с чего все началось? Почему вы выбрали именно экономику?

— В школе у меня было хорошо с математикой, и когда в девятом классе началась специализация, я выбрал физмат. Три года отучился в физмат-классе и поступил в НГУ. В 90-х годах вдруг стала популярна профессия экономиста, поскольку возникали новые компании, и вообще появлялось много новых возможностей. Раньше эта профессия была безэмоциональной и вообще женской. С нархозом все обстояло точно так, но вот в НГУ моя специальность называлась «экономист-математик», это немного другое. Несмотря на то что экономика математике давала очень многое, не скажу, чтобы она перевешивала. Да и женский пол у нас, конечно, не преобладал.

— В кругу нас, студентов других вузов, говорили, что в НГУ учатся только ботаны.

— В те годы мы ударение ставили на первый слог. Отвечаю: нет, не все. Курс у нас был разношерстный, выделялась особая каста жителей Академгородка, была группа, которая ездила из города, поскольку общежития долго не давали. Это были в основном выпускники 42-й школы, 88-й и 10-й. Я тогда тратил примерно четыре часа в день на дорогу: никаких «газелей» ведь не было, только «пазики» и «8-э».

— А что важнее для ректора, декана или просто преподавателя — быть в юности образцовым студентом или немного разгильдяем? Все-таки студенчество — самая веселая пора в жизни.

— Я думаю, что у каждого найдется много разных историй из студенческой жизни — и у любого ректора в том числе. Во-первых, я не был отличником и выпустился не с красным дипломом. Когда я сейчас наблюдаю за персональным личностным ростом своих одногруппников, я не вижу особой корреляции с тем, как они учились в вузе. Нет такого, чтобы кто хорошо учился, — те состоялись, кто плохо — нет. Так что нет здесь какой-то прямой взаимосвязи.

— Сейчас говорят, для молодого поколения нужны какие-то формы мотивации, чтобы они шли поступать в институты? Впрочем, это было всегда. Но при этом были и есть совершенно «ненужные» предметы, которые никто не хочет изучать.

— Да, к примеру, линейная алгебра, по которой у меня, кстати, была тройка. Не совсем было понятно, зачем она вообще нужна. Но ведь существовали и физкультура, и математический анализ — всем этим нужно было заниматься, а если возникали вопросы… Хотя вопросы у нас стали возникать ближе к четвертому курсу, когда началась специализация. Но здесь очень многое зависело от преподавателя.

— Сейчас формируется мнение, что высшее образование вообще может в жизни не пригодиться, есть даже данные, что у нас в стране скоро будет больше «среднеобразованных» кадров. Не пора уже ставить под вопрос необходимость «массовости» высшего образования?

— Мне кажется, что здесь определенные манипуляции с цифрами. Существует много факторов, в том числе и фактор демографии: например, детей определенного возраста в стране может быть больше, чем другого. Многие не хотят заканчивать 10-й и 11-й классы, поскольку уже определились с будущей специальностью и хотят получить среднее профессиональное образование. Кстати, те, кто проходит через среднее профессиональное образование (СПО), не должны сдавать ЕГЭ, и многие этим пользуются.

Если говорить о цифрах, то у нас недавно группа выпускников СПО по направлению «Банковское дело» в полном составе поступила на программу высшего образования. Так что далеко не все останавливаются на «среднем». Тем не менее вопросы, конечно, остаются. К примеру, даже гендиректор IBM Джинни Рометти как-то раз сказала, что не видит большого смысла принимать на работу людей с высшим образованием. Просто для тех квалификаций, которые требуются в IBM, это вовсе не обязательно, кандидатам можно пройти какие-то курсы и потом нормально работать. В принципе, действительно есть альтернативные схемы получения профессиональных навыков — самообразование, в конце концов.

— Вопрос еще и в том, куда дальше со своим высшим образованием идти работать. В институт СО РАН или лучше в ресторан официантом.

— В прошлом году был установлен своего рода антирекорд, когда проводили опрос молодежи на тему «Связываете ли вы свое будущее с Россией?» Как вы догадываетесь, очень многие ответили, что их больше привлекают Европа и Америка. Ну что ж, государственная политика действительно должна быть направлена на продвижение молодых и способных. Чтобы молодые бизнесмены не думали о том, как бы перевести деньги в оффшор и уехать из страны. Сейчас же информационно-позитивной повестки очень мало, а ведь на самом деле в стране существуют хорошие бизнесмены селф-мейд, которых я очень уважаю. Возьмем, к примеру, новосибирский 2ГИС не только создали компанию, но сумели последовательно и очень грамотно развиваться и расширяться. Когда к нам в нархоз приезжала германская делегация, они очень удивлялись и говорили, что это Russian-Google.

— А что касается вас? Вот вы получили классическое образование, поэтому быстро и начали карьерный рост. Причем вы работали в разных сферах. И в бизнесе, и во власти, и в образовании. Или классическое образование здесь ни при чем?

— Правильный бизнес держится не на дипломе, а на идеях и на таланте. Когда я закончил университет в 99-м году, у меня было два варианта: либо идти в магистратуру, либо работать. Я выбрал первое. Пока я два года заканчивал магистратуру, многие мои одногруппники сделали карьеру — один приятель даже стал директором филиала банка. В 22 года. Но я не пожалел, что остался. Потом я несколько месяцев проработал менеджером по продажам сотовых телефонов, пока меня совершенно случайно не пригласили в компанию «Сибирское зерно», у которой была своя мельница в Венгерово, а в городе — головной штаб. Тоже менеджером по продажам. Оказалось, что у них полный бардак в финансах, и я составил прямо на коленках, а точнее в Excel, нормальный бюджет, что понравилось руководству. И после трех месяцев работы меня назначили финансовым директором. Я ездил в Венгерово, знакомился с азами сельского хозяйства, но довольно быстро понял, что это, конечно, не мое.

— Неинтересно?

— Да не только это. Очень много было труднопредсказуемого, причем эти «черные лебеди» пролетали над головой чуть ли не каждый день. В целом это полезный опыт, когда сразу после вуза попадаешь в реальный бизнес …. Считаю, что все зависит не от времени, а от людей и их мотиваций. И сегодня есть много возможностей для карьерного роста, ведь кадровый дефицит как был в 90-е, так и остался во всех отраслях.

— После «зернового» рынка вы попали в банковско-финансовый сектор, где, вероятно, и работали те профессионалы, которые понимали тонкости развития экономики и знали, на чем можно заработать в ближайшие десять-двадцать лет?

— Наличие экономического образования, конечно, дает определенные преимущества. Но понимание базовых механизмов вовсе не обязательно гарантирует понимание развития рынка. Для этого руководители могут использовать советников и аналитиков, поэтому очень часто им хватало технического или гуманитарного образования. Гораздо сложнее понимать какие-то тренды, вникать в то, как складывается система в целом.

— Потом у вас в жизни появилась аспирантура.

— Я поступил в аспирантуру, которая оказалась не в НГУ, а как раз в нархозе. Там я познакомился со своим научным руководителем Александром Владимировичем Новиковым, который возглавлял кафедру и кроме того был президентом первой Сибирской фондовой биржи, которая открылась еще в начале 90-х годов. Также он работал президентом негосударственного пенсионного фонда. Так что я в какой-то момент оказался не только аспирантом, но и его заместителем в этом фонде — разбирался с пенсионной реформой, с накопительными счетами, встречался с представителями многих организаций, что создало важный круг общения.

— Что сегодня происходит с фондовым рынком?

— Что-то растет, что-то падает. Думаю, что сейчас фондовый рынок близок к историческому максимуму. Рынок стал более зрелым, но зато не таким ликвидным, поскольку с него ушли многие иностранные инвесторы, да и вообще существует много внеэкономических факторов, которые оказывают влияние, — возьмем те же санкции, пандемию, нашу государственную политику...

— Действительно ли сейчас все в «зеленой» зоне и все растет? Простому человеку в этом стоит разбираться, или это не его ума дело?

— Многие государства в мире разрабатывают стратегию так называемой финансовой грамотности населения. Россия два года назад тоже занялась этим, но эта схема придумана не для того, чтобы помочь заработать, а чтобы помочь не потерять. Наша страна уже проходила период «МММ», да и сегодня часть кредитных кооперативов обманывает граждан, что является большой проблемой для государства.

— Давайте вернемся к вашей биографии, точнее, к аспирантуре.

— Это сейчас аспирантура считается «третьим уровнем образования», аспиранты — это своего рода студенты, а тогда это была скорее не учеба, а научная работа. Да, мы сдавали философию, английский, кандидатский минимум, но при этом я себя не ощущал студентом нархоза, я писал диссертацию, а потом ее защищал.

— Для многих служащих сегодня кандидатская степень входит в минимальный набор статусных требований для дальнейшего роста.

— Люди постарше еще хорошо помнят, что в советское время к кандидатам и к докторам наук относились с уважением, но слом системы, произошедший в 90-е годы, девальвировал статус ученого. Научно-образовательная сфера стала менее престижной, да и к тому же появились целые «фабрики» диссертаций, которые можно было купить и стать хоть доктором, хоть профессором. Самое неприятное, что все это тогда стало частью системы, и многие перестали видеть в этом что-то предосудительное: «Все так делают».

— В последнее время ведь начали отделять зерна от плевел?

— Процесс идет, но, боюсь, что масштаб бедствия гораздо больше, чем можно себе представить. Пару лет назад я был на «гайдаровском» форуме — как раз в той секции, в которой обсуждалась научная этика. Поскольку давно уже появились программы, способные распознать плагиат, стало нетрудно понять, кто есть кто. Но при этом никто особо не стремиться предавать гласности эти данные: ведь можно натолкнуться на многие известные фамилии.

— А вас проверяли, когда назначали проректором?

— Проректора назначает ректор, это на его совести. А вот когда меня допускали к конкурсу на должность ректора — тогда да, конечно, происходила длительная процедура согласований.

— Чем ваш университет лучше или хуже других в Новосибирске?

—Здесь трудно сравнивать: все равно что искать общее между профессией врача и учителя. Моя задача совсем в другом. Вот президент Владимир Путин на днях говорил о «сетевом» образовании. Да, централизация и цифровизация могут очень сильно изменить ландшафт высшего образования даже через пять лет, не говоря уже о десятилетней перспективе. Ведь как планируется развивать «сетевые» университеты? Часть дисциплин, которые сейчас читаются, начнут преподавать люди откуда-то извне, а, следовательно, в этой ситуации мы потеряем часть своего коллектива. Так что нам надо так выстраивать работу, чтобы преподавателей нархоза слушали в Москве, а не наоборот. Надо развивать нашу сильную сторону, которая была бы заметна не только в Новосибирске, но и в целом по стране, задача в том, чтобы укрепить позицию и статус как вуза в целом, так и отдельных кафедр, дать им возможность выходить за рамки университета.

— В руководстве нескольких важных новосибирских вузов — в том числе и в нархозе — произошла смена поколений. В некоторых из них ректорат оставался неизменным в течение двадцати, а то и тридцати лет. Как вы считаете, нужно ли переформатировать современную высшую школу?

— Не вижу ничего плохого в смене поколений, если так решил коллектив. Ведь во многих вузах новое руководство проходит через процедуру выборов, как я, например.

— Вы себя считаете молодым ректором?

— Ректору аграрного университета Евгению Рудою нет еще и сорока. Я постарше, к тому же успел проработать шесть лет проректором, коллектив мне знаком, и я знаком коллективу. Когда руководишь организацией, которая находится в постоянно меняющейся среде, понятно, что некоторые его действия должны вызывать и отторжение. Люди ведь по своей сути консервативны — это не плохо, а наоборот хорошо: недаром говорят, что инерция российских вузов спасла их от безудержного реформирования. Поэтому инерция — в хорошем смысле этого слова — помогла сохранить много хорошего в системе образования.

— Есть еще одна проблема: не каждый современный преподаватель соответствует современным требованиям. Ведь существует много новых быстроменяющихся дисциплин, за которыми трудно поспевать?

— Я согласен с более широким тезисом — о том, что, к сожалению, в настоящее время квалификация работников в большинстве отраслей недостаточно высокая. И в сферу образования занесло много людей, которые никогда не хотели преподавать. Да, в вузах есть сотрудники, которые совершенно не стремятся к саморазвитию, — предмет преподается одинаково из года в год без каких-либо всяких изменений.

— Есть ли какие-то измеримые величины в планах развития нархоза, к которым вы лично стремитесь?

— Есть задачи, которые я обозначил, и мы с коллективом уже провели большую работу. Я упоминал выше цифровизацию — этот процесс будет продолжаться. Моя задача в том, чтобы нархоз остался самостоятельным игроком, у нас сложился очень хороший коллектив — с традициями, способный самостоятельно создавать образовательные программы и преподавать высококлассные дисциплины. Только для этого нужно научиться работать в рамках условий, которые нам создает государство. А государство в последнее время начало судить об образовании по рыночным законам: спрос, предложение, конкуренция и так далее. Так что нам предстоит, как и остальным региональным вузам, закрепиться на определенных рубежах и пытаться расширить свое образовательное влияние. И я ориентирую преподавателей на то, что каждую свою работу они должны писать не конкретно для студента нархоза, а для любого человека, интересующегося данной дисциплиной. И не важно в каком формате: заочном или онлайн. Нужно выходить за пределы стен нархоза.

— Вам не кажется, что в такой ситуации должность ректора превращается в потенциально «расстрельную»?

—Не думаю. Повторю, здесь, как ни странно, но нам должна помочь наша российская инертность — к новым целям мы будем идти гораздо дольше, чем планируется. Главное уметь видеть тренды. И в этом мы точно конкурентоспособны. Надо лишь очень внятно донести задачу до коллектива. «Дорожную карту», как сейчас модно говорить.

— Всех формирует окружение? Школа, университет. Как ректор вы ориентируетесь на свой опыт?

— И в школе, и в вузе для меня всегда было интересно ориентироваться на людей, которые хотят развиваться, такое стремление для меня лично всегда являлось чем-то важным и базовым. Да, случается и так, что человек дорастает до какого-то уровня, а потом решает, что ему этого достаточно, — квартира, машина и должность его устраивают. Он как бы садится на свой плот, и река несет его дальше. А есть люди, в которых есть внутренний стержень, который не дает останавливаться на достигнутом.

— Наглядный пример — выпускник нархоза Виктор Александрович Толоконский. Можно вспомнить и Дмитрия Терешкова, и Владимира Женова. Были ли эти люди объектами восхищения со стороны студентов?

— Ну, я как бывший студент НГУ могу вспомнить и Игоря Кима, к примеру. Были и другие, на кого можно было равняться. Причем ведь и студенты, и вообще все вокруг прекрасно понимали, что одни бизнесмены становятся успешными, просто получив доступ к «крану», а другие — исключительно за счет своего таланта...

— На этих примерах вы и воспитываете студентов?

— Некоторые мои знакомые учились в топовых вузах США и Европы. И они совершенно прямо говорят, что, например, Гарвард дает не столько знания, сколько коммуникации: там есть возможность пообщаться с интересным человеком — не потому что он сын египетского принца, а потому что его мировоззрение и мысли тебя привлекают. Вот и моя задача как ректора — заниматься не только формально воспитательной работой, но еще и создавать ту среду, в которой студентам было бы комфортно друг с другом общаться и взаимно обогащаться. Это не менее важно, чем посещать «пары».

Петр ГАРМОНЕИСТОВ, «Новая Сибирь»