Солист НОВАТа Михаил Пирогов: Настоящий певец должен быть с Богом в душе

Оперного тенора Михаила Пирогова хорошо знают в мировом оперном пространстве, в прошлом году к наградам всероссийских и международных конкурсов артист добавил диплом лауреата фестиваля «Золотая маска» за исполнение партии Соловья Будимировича в опере «Богатыри» на сцене Красноярского театра оперы и балета имени Дмитрия Хворостовского. Новосибирская публика познакомилась с Михаилом Пироговым в 2019 году — на Большую сцену НОВАТа он впервые вышел на новосибирскую сцену в опере Жоржа Бизе «Кармен», — тогда он блестяще исполнил партию Хозе.

В 2021 году певец стал штатным солистом НОВАТа и за свой первый сезон в труппе театра исполнил знаковые для каждого драматического тенора партии: Канио в «Паяцах» Леонкавалло, Марио Каварадосси в «Тоске» Пуччини, партию Германа в опере «Пиковая дама. Игра» Чайковского и Радамеса в «Аиде» Верди. В прошлом сезоне состоялся важный для артиста дебют — Михаил впервые в своей карьере исполнил партию Калафа в опере Пуччини «Турандот».

Фото: Евгений ИВАНОВ

— В Новосибирске вы начинаете второй сезон, но поете и в Красноярске, в Улан-Удэ, в Большом театре, вас приглашают и на другие российские и европейские сцены. Сейчас много предложений?

— Работы в России хватает, приглашений в зарубежные театры сейчас чуть меньше, но они есть: контракт на участие в опере «Турандот» в Дюссельдорфе, приглашение в берлинскую «Дойче Опер» на участие в «Паяцах». Есть предварительная договоренность с театром Киля — я ездил туда на прослушивание, и директор театра сказал моему агенту, что очень впечатлен и есть планы постановки «Пиковой дамы» с моим участием. Будем надеяться, что все состоится.

— У вас уже есть чувство, что в нашем театре вы как дома?

— Да! Для меня Новосибирский театр оперы и балета — это, действительно, Большой театр Сибири. Когда выходишь на такую сцену, то масштабы театра, зрительного зала, сценической площадки — все это каждый раз заставляет волноваться, переживать. Но когда начинаешь здесь работать, приходит понимание этого пространства, его объемов, ты преодолеваешь свои страхи, волнения и начинаешь ощущать настоящий актерский кураж, открываешь для себя новые возможности, новые горизонты. Мне еще Дмитрий Михайлович Юровский сказал накануне первого спектакля в НОВАТе: «Если ты справишься с этой сценой, будешь здесь петь, то и в других театрах у тебя все получится — на любой другой площадке будешь чувствовать себя уверенно».

— Когда вы впервые почувствовали свою власть над публикой?

— Я бы выразился иначе. Когда я не поступил в Московскую консерваторию, а потом и в Новосибирскую, то сильно переживал — мне было очень неудобно перед семьей, я даже хотел отказаться от пения. Мне не хотелось больше их разочаровывать. В такие моменты я не ощущал себя артистом, чувствовал душевное сопротивление, но многие мои педагоги говорили, что голос — это Божий дар и его нужно нести людям. И в годы учебы Юрий Михайлович Марусин мне не раз говорил, что певец должен быть с Богом в душе. Именно в Петербурге я впервые задался вопросом веры, определился со своей религиозной принадлежностью. Так сложилось, что отец мой — православный, и в его роду были целители, травники, а у мамы среди предков были ламы, шаманы. В 2008 году я принял решение креститься в Никольском соборе, что рядом с Мариинским театром. Но здесь дело не в конфессии — Бог един, я уважаю и род своего отца, и предков моей матери, а свой голос: свою профессию считаю своей миссией, своим служением людям. Перед каждым выходом на сцену я обращаюсь к Господу, прошу, чтобы через мой голос он помогал людям, чтобы люди душевно исцелялись благодаря моему голосу. Поэтому я не могу сказать о себе, что имею власть над зрителем. Я всегда стараюсь следовать этому завету своего педагога — быть максимально честным и открытым, всегда отдавать себя целиком, независимо от того, сколько перед тобой зрителей — три человека или несколько тысяч.

— Помните свое первое выступление?

— Смутно. Наверное, это было в Улан-Удэ. Но есть одно выступление, которое я навсегда  запомнил. В школе меня попросили спеть. Мы с преподавателем — он был очень хорошим баянистом — понимали, что это непростая задача, подготовили песню и договорились, что я начну первым, а баянист подхватит. В общем, как только я открыл рот, все присутствующие резко бросили свои дела и повернулись ко мне — это был крик, ор…

— Вы — конкурсный человек?

— Пожалуй, нет. Я, конечно, бывал на конкурсах, но не во всех, которые мне были особенно интересны, получилось принять участие. Когда я хотел участвовать в Международном конкурсе имени Глинки, как раз в тот момент в театре была постановка, меня некому было заменить, и я не смог поехать. То же самое с конкурсом имени Чайковского — в театре готовилась премьера, и нельзя было бросить эту работу. Позже, уже когда мне исполнилось 36 лет, я задал вопрос Владиславу Ивановичу Пьявко, председателю жюри конкурса имени Глинки, нельзя ли изменить возрастные рамки  конкурса и допустить к участию певцов старше 35 лет, он ответил: «Миша, можно увеличить возраст хоть до 60 лет, но я тебе советую не думать больше о конкурсах, а сосредоточиться на работе в театре, на новых партиях».

— В нашем театре состоялся ваш дебют в партии Калафа. Мы знаем, что вы очень серьезно над ней работали и очень волновались. Расскажите об этой сценической работе.

— Я очень переживал. Калаф — это вершина нашей теноровой жизни. Для драматического тенора — это роль, к которой он стремится. Опера непростая и мне очень хотелось показать себя с лучшей стороны. Вспоминаю случай из студенческой жизни. На первом курсе Юрий Михайлович предложил мне принять участие в постановках оперной студии при Петербургской консерватории. Это полноценный театр — там шли «Травиата», «Евгений Онегин», «Царская невеста». У меня спросили: «Кого вы хотите у нас петь?». Думая сыграть какую-нибудь небольшую роль — партию второго плана, ответил: «Трике». Мне тогда и сказали: «Трике — утонченный француз, а с вашей внешностью нужно петь Калафа». С тех времен я постоянно думал об этой роли, а в этом году мне посчастливилось, наконец, осуществить мечту на сцене НОВАТа. Новый материал — это очень ответственно для меня, он требует особой собранности. Четкий режим, наблюдение у врача, не раздражающее слизистую питание, тренажерный зал — в период работы все это я особенно строго соблюдаю, а накануне выступления всегда иду в бассейн и минут сорок без остановки плаваю. Стараюсь больше гулять на свежем воздухе, дышать. Здесь я должен поблагодарить свою супругу, мне очень повезло, что рядом со мной такая замечательная женщина, которая во всем меня поддерживает и направляет мое физическое и психологическое состояние в нужное русло. Она — истинная жена драматического тенора ( смеется ). Благодаря поддержке моей семьи и, конечно, моих коллег по новосибирскому театру, партия Калафа, как мне кажется, у меня получилась.

Фото: Евгений ИВАНОВ

— Расскажите о том, как складывался ваш путь в профессии, кто и как открыл ваш талант?

— Я родился в Бурятии, в селе Далахай Тункинского района, что в пятистах километрах от Улан-Удэ, а на самом деле мы жили в улусе Тагархай, в десяти километрах от Далахая — в 89-м году мой отец занялся фермерством — у него было большое хозяйство. Бывало, что приходилось проходить по двадцать километров пешком в школу и из школы, каждый день. Так было до восьмого класса, потом отец купил машину и стало проще. Конечно, я даже никогда не думал, что стану творческим человеком, тем более — оперным певцом. Я думал о профессии хирурга, хотел быть военным. Но мой отец был категорически против военной карьеры: семья моей мамы — творческая, у многих моих родственников по материнской линии красивые голоса, а мой дядя Дандар Бадлуев — директор и художественный руководитель Государственного национального театра «Байкал», очень авторитетный в национальной культуре Бурятии человек. Но и отец рассказывал, что у моего деда, в честь которого меня назвали, был сильный голос — бас. А со мной так получилось, что в восьмом классе преподаватель русского языка и литературы попросила меня выучить стихотворение и рассказать его с чувством, с эмоцией, а, послушав меня, она сказала, что я могу стать хорошим певцом — у меня красивый тембр. Я начал заниматься с нашим преподавателем музыки, он был очень хорошим баянистом. Тут обнаружилось, что у меня нет слуха — есть красивый тембр, но я не интонирую, не слышу...

Фото: Алексей ЦИЛЕР

— И почему на этом этапе всё не закончилось?

— После этого я благополучно оставил мысли о музыке, но по окончании школы, когда возник вопрос о поступлении, мы с семьей решили, что слух еще разовьется, и нужно попробовать поступить в Улан-Удэнский музыкальный колледж на академический вокал. Я поступил, но первые полгода мне было очень тяжело — говорили, что я бесперспективный, выгоняли из класса. Но, благодаря моим педагогам, я все это благополучно преодолел. Мой преподаватель по фортепиано, Лидия Игнатьевна Мархандаева, очень старалась раскрыть меня — во время занятий она просила, чтобы я особенным образом нажимал на клавиши, чтобы я мог почувствовать звук изнутри, пропустив его через себя. Много сделала для моего развития Татьяна Бальжинимаевна Дугарова — преподаватель сольфеджио и теории музыки. И, конечно, я очень благодарен моему педагогу по вокалу Вячеславу Баяндаевичу Елбаеву — он много работал со мной, на третьем курсе специально выделял дополнительное время для меня, чтобы позаниматься два раза в день — утром и вечером. Он уверенно развивал меня именно как тенора, хотя в колледже на этот счет были сомнения, и заведующий вокальным отделением считал, что меня нужно раскрывать как баритона, даже драматического баритона. Но мой педагог был уверен, что я тенор и нужно работать именно в этом направлении. По окончании колледжа Вячеслав Баяндаевич рекомендовал мне поступать в Московскую консерваторию, но там я слетел с третьего тура — выяснилось, что у меня басовый аппарат и мне нужно определиться с голосом — скорее всего, я не тенор. Осенью того же года меня взяли на подготовительный курс в Новосибирскую консерваторию — занимался у Риммы Иосифовны Жуковой, которая подтвердила, что я тенор. Но в консерваторию я не поступил — не хватило баллов.  Я вернулся домой, но мой педагог Вячеслав Баяндаевич, можно сказать, вытащил меня из деревни и четыре месяца занимался со мной, готовил к поступлению теперь уже в Санкт-Петербургскую консерваторию. В Петербурге уже на втором туре заведующая кафедрой сольного пения, народная артистка СССР Ирина Петровна Богачева мне сказала, чтобы я больше не переживал, потому что меня уже приняли в класс к Юрию Михайловичу Марусину. Именно он и объяснил мне, что драматический тенор имеет басовую природу и мне нужно смело, не сомневаясь, развиваться как тенору. Юрий Михайлович ушел из жизни в этом году… Это большая утрата не только для российской культуры, но и лично для меня.

— Когда вы по-настоящему почувствовали любовь к опере, к своей профессии?

— Вообще, опера поначалу давалась мне через сопротивление — нужно было себя уговаривать, заставлять работать. Тем более, не всегда все было гладко и хорошо — были проблемы с верхним регистром. Начинал я в Бурятском академическом театре оперы и балета. Мне повезло — первой постановкой, в которой я участвовал, были «Паяцы» в концертной версии. Многие сомневались, говорили, что мне рано петь партию Канио. Несмотря на это, я взялся, хотя давалась мне эта партия сложно, особенно «Ridi, Pagliaccio». После премьеры ко мне подошел заведующий вокальным отделением моего колледжа Баир Гомбоевич Базаров, который считал, что я драматический баритон, и сказал, что мой преподаватель Вячеслав Баяндаевич был прав — я драматический тенор. Они даже поспорили по этому поводу, и мой педагог спор выиграл. Потом я три года работал в Саратовском оперном театре, но полного удовлетворения от моей работы у меня все еще не было. В 2014 году я вернулся в Улан-Удэнский театр — там готовилась премьера «Тоски». Режиссером-постановщиком был Юрий Константинович Лаптев, он сам — бывший солист Мариинского театра, педагог, для меня это человек-глыба. Он показал мне, что такое работа над образом и актерское существование на сцене, объяснил, что все должно быть по-настоящему, что нужно не просто сыграть любовь, ненависть, а прочувствовать это, что нужно показывать правду эмоций, а не какую-то пародию. Полтора месяца мы готовили премьеру, и это был настолько насыщенный, интенсивный процесс, что у всех нас глаза горели — так нас увлек и зажег Юрий Константинович. В итоге, когда с большим успехом и аншлагами прошла премьера, проснувшись утром после спектакля, я даже ощутил грусть, сожаление, что эта работа завершена, и то, что было так живо, интересно, ярко — уже позади. Именно тогда я понял, какое удовольствие и даже счастье может дарить работа, если ты открыт для чего-то нового и полностью отдаешься своей профессии.

— Вы спели в нескольких оперных спектаклях нашего театра, которые можно назвать столпами мирового оперного репертуара. Какие впечатления от работы в наших постановках?

— Мне очень нравится работать в рамках классических традиций, в красивых, масштабных постановках. Поэтому мне нравятся все спектакли, в которых я здесь работал — «Тоска», «Паяцы», «Аида»… В наше время в театре нередко сталкиваешься с разными экспериментами, которые иногда не можешь принять, а здесь — замечательные спектакли в самых лучших традициях. В Новосибирском театре шикарная оперная труппа, прекрасные хор и оркестр — я пою с огромным удовольствием! Невероятно удобно мне работать с Дмитрием Михайловичем Юровским. В моем понимании это высший уровень и классическая школа дирижирования. И мне нравится, что этот огромный зал всегда полон — для артиста это очень важно. Например, в постановке оперы «Пиковая дама. Игра» мой персонаж Герман проходит через зрительный зал, чтобы попасть в спальню Графини. Мне очень приятно видеть рядом с собой заинтересованные и полностью погруженные в спектакль глаза зрителей — хочется улыбаться, но приходится сдерживать себя, чтобы оставаться в образе. Именно ради таких моментов мы и работаем!

***

В воскресенье, 2 октября, поклонникам оперного искусства представится возможность увидеть и услышать артиста в одной из самых успешных его партий — Хозе в опере «Кармен». Вместе с Михаилом Пироговым на Большую сцену НОВАТа в спектакле выйдут звезды Новосибирской оперы: Светлана Токарева (Кармен), Юлия Шагдурова (Микаэла), Алексей Зеленков (Эскамильо), Шагдар Зондуев (Цунига), за дирижерским пультом — Дмитрий Юровский.

Марина РОДИОНОВА, специально для «Новой Сибири»

Ранее в «Новой Сибири»:

«Царская невеста» в НОВАТе: от тонкого лиризма до жесткого драматизма