Разговор об истории: благонадёжные водовозы, опасная НФС и 35 помывок

14 февраля на радио «Городская волна» (101.4 FM) прозвучал очередной выпуск «Разговора об истории Новосибирска». В гостях в студии побывал доктор исторических наук, главный редактор научно-исторического журнала «Сибирский архив», профессор юридического факультета Сибирского университета потребительской кооперации Владислав Кокоулин. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.

Евгений Ларин: Тему, на  которую мы  сегодня поговорим, нам вновь подсказал календарь памятных событий.  13  февраля 1929 года в  Новосибирске состоялось торжественное открытие городского водопровода  — действительно долгожданного водопровода. Хотя! По  историческим меркам в  нашем городе водопровод появился относительно быстро: городу было ещё и  40 лет. 

У  нас любят делать подобные сравнения: Томску для создания централизованного водопровода потребовалось 300  лет, Омску  — 250, а  Иркутску  — 200  лет. Но  у  нас и  город молодой, у  нас, наверное, и  не  могло быть иначе. Если  бы мы  шли к  появлению водопровода столько  же лет, сколько и  Томск, то  у  нас не  было  бы его до  сих пор. 

Но  тем не  менее  к  запуску водопровода город шёл несколько десятилетий, поэтому и  мы  начнём издалека — с  того, как жил посёлок, а  потом город Ново-Николаевск в  начале  ХХ века до  появления централизованного водоснабжения. 

Владислав Кокоулин: Если мы  говорим о  водоснабжении вообще, то, конечно, нужно упомянуть, что у  нас проходила железная дорога, по  которой ходили паровозы, а  паровозы необходимо было заполнять водой. Кроме того, пассажиры поездов вынуждены были набирать на  станциях кипяток. Возможности кипятить воду в  пассажирских поездах тогда не  было, и  поэтому пассажиры выходили на  станциях с  чайниками и  наполняли их  кипятком, а  в  это время паровоз наполняли водой. Поэтому система водоснабжения на  железнодорожных станциях предусматривалась. Но  это был, конечно, не  водопровод в  известном нам смысле. Это были водонапорные и  водоразборные башни, из  которых как раз и  заполняли водой паровозы и  титаны, в  которых грели воду для пассажиров.

Евгений Ларин: Судя по  всему, это и  были первые водохозяйственные объекты на  территории будущего города. Известно, что первую водонапорную башню, это и  была башня №1, построили в  1894  году, то  есть практически вместе с  началом строительства железнодорожной станции Обь. 

Владислав Кокоулин: Конечно, ведь сразу возникла потребность наполнять паровозы водой, а  воду в  паровоз нужно подавать сверху. Поэтому водонапорные башни строили сразу вместе со  всеми станционными сооружениями. 

Евгений Ларин: В  городе по  сей день осталось несколько подобных водонапорных башен, они существуют как памятники истории и  архитектуры. Это и  вторая водонапорная башня, построенная там  же, на  железнодорожной станции Обь, в  1897  году, и, если я  ничего не  путаю, третья башня близ станции Алтайская, это современная станция Новосибирск-Южный. А  также водонапорная башня, которую, наверное, все прекрасно знают, она находится рядом с  нашей студией в  районе площади Маркса. Это башня, давшая название целому микрорайону, но  это было уже позже, к  периоду её  строительства мы  сегодня ещё подберёмся.

Но  сейчас давайте поговорим о  потребителях воды, не  о  паровозах, а  о  горожанах, которым нужно было доставлять воду, и  делали это специальные люди. 

Владислав Кокоулин: Да, если мы  говорим о  дореволюционном периоде, то  воду горожанам доставляли водовозы в  бочках на  телегах. И  следили за  ними достаточно строго, как за  бочками, так и  за  самими водовозами,  — существовал санитарный контроль. Эпидемии из-за разных болезней  — это очень опасно, поэтому городские власти обращали на  это пристальное внимание. 

Евгений Ларин: Это нужно было делать, поскольку воду брали не  только из  Оби подальше от  населённого пункта, где она была почище, но  брали её  и  из  Каменки. 

Владислав Кокоулин: ...и  из  Ельцовки. 

Евгений Ларин: Не  знаю насчёт Ельцовки, а  по  берегам Каменки и  мусорные свалки были, и  бельё в  ней стирали... 

Владислав Кокоулин: ...и  навоз в  неё стекал весной. 

Евгений Ларин: Но  пишут, что на  территории города было ещё пять колодцев и  пять родников. 

Владислав Кокоулин: Вообще, у  нас была достаточно большая заболоченность. В  1930-е годы власти занимались осушением территории. Родники у  нас были, родниковая вода была вполне пригодного качества.     

Евгений Ларин: Нужно сказать, что водовозную отрасль власти контролировали очень жёстко. Оно и  понятно: это была часть системы жизнеобеспечения города. Например, если водовоз или кто-то в  его семье заболевал, то  этот самый водовоз был обязан прекратить свою деятельность до  полного выздоровления — своего или заболевшего члена семьи. 

12  апреля 1910 года Городская управа вынесла «Обязательное постановления для лиц, занимающихся водовозным промыслом в  городе Ново-Николаевске». Его, в  частности, публиковал Николай Павлович Литвинов в  своём известном справочнике по  городу. Это был очень строгий регламент, как будто они там не  воду возили, а  бомбы. 

Владислав Кокоулин: Конечно, строгость законов у  нас немного компенсировалась их  невыполнением, но  за  этим следили. До  революции город у  нас был достаточно компактный, и  полицмейстер вполне мог отследить, где водовозы набирают воду и  как они её  доставляют. Такая система благополучно продержалась до  революции, а  после революции во  время Гражданской войны она, конечно, обрушилась. 

Во-первых, водовозы стали возить воду ненадлежащего качества. А,  во-вторых, во  время Гражданской войны распространился прибыльный бизнес: мальчишки набирали вёдрами в  реке воду, а  потом бегали с  этими вёдрами и  с  кружками и  предлагали горожанам за  небольшую плату выпить воды. Например, так часто делали на  рынках. А  баки с  кипячёной водой в  учреждениях стали появляться позже. Но  это было во  время Гражданской войны, а  до  революции за  этим всё-таки следили. 

Евгений Ларин: Вот, например, второй пункт постановления городской управы: «Лица, желающие заняться водовозным промыслом, должны представить лошадь в  экипаже и  упряжи на  освидетельствование членов Городской Управы в  присутствии ветеринарного врача, а  также удостоверение своей благонадёжности». 

И  если хозяин водовозного бизнеса передавал извоз наёмным рабочим, то  они тоже должны были предоставлять сведения о  своей благонадёжности. То  есть, например, бывший заключённый не  мог заниматься водовозным промыслом? Или что они имели в  виду? 

Владислав Кокоулин: Дело в  том, что водовоз, как современный доставщик товаров, мог заезжать в  домовладения, он  встречался с  людьми, поэтому власти старались следить за  тем, чтобы водовозы были людьми проверенными, чтобы горожане их  не  боялись. 

Евгений Ларин: У  каждого водовоза ведь был специальный номер, он  был и  на  бочке, и  на  поясе самого водовоза. 

Владислав Кокоулин: Да, и  горожане знали, что водовоз с  таким-то и  таким-то номером  — это человек безопасный, что ему можно доверять, его можно пустить в  дом и  что он  ничего не  украдёт, никого не  убьёт. 

Евгений Ларин: Но  мы, конечно, понимаем, что проблема водоснабжения существовала с  первых дней жизни посёлка. Она была актуальна ещё и  в  связи с  частыми пожарами.

Владислав Кокоулин:

Евгений Ларин: Когда была предпринята первая попытка построить централизованную систему водоснабжения? Полагаю, что это произошло достаточно рано. 

Владислав Кокоулин: Водопровод начали проектировать в  1906  году, когда посёлок уже получил статус безуездного города, рос и  развивался. И  вот тогда инженеры начали проектировать систему водоснабжения.

Дело в  том, что водовозы и  водокачки обеспечивали только 2,5 ведра в  сутки на  человека. Это очень мало. Поэтому задача стояла очень важная. В  1906 году начали составлять проект, но, к  сожалению, до  1924 года так ничего и  не  делали. 

Евгений Ларин: А  почему? Классик советской поэзии говорил о  том, что «в  наши дни вошёл водопровод, сработанный ещё рабами Рима». Почему в  Древнем Риме получилось сработать водопровод, а  в  Ново-Николаевске, с  учётом опыта далёких предшественников, античных инженеров, и  новейших достижений технической мысли  — нет? 

Владислав Кокоулин: Во-первых, на  это постоянно не  было средств. Во-вторых, для строительства водопровода мало было проложить трубы, нужно было обеспечить подъём воды из  реки. Водопровод  — это  же не  ручьи, которые стекают с  гор.

Евгений Ларин: Кстати, при строительстве первой водонапорной башни водоподъёмное сооружение тоже было построено. Так что технологии-то были. 

Владислав Кокоулин: Технологии были, денег не  было. До  революции мы  как-то обходились водовозами, а  после, хоть необходимость в  сооружении водопровода обострилась, стало просто не  до  того, слишком много было других проблем. 

Евгений Ларин: А  ещё в  1910  году,  — это было мирное время, когда многое ещё можно было успеть сделать,  — был такой эпизод. По  Сибири ездил Пётр Аркадьевич Столыпин, премьер-министр, известный организатор аграрной реформы. В  Ново-Николаевске его встретили, приветили, и  за  несколько часов его пребывания в  нашем городе успели передать ему множество просьб, ходатайств и  наказов, например, о  постройке железной дороги на  Алтай через Ново-Николаевск, о  преобразовании города в  уездный, о  мощении улиц  и, в  том числе, о  строительстве в  городе водопровода. Но  премьер-министр не  помог. 

Владислав Кокоулин: Да, не  помог. Но  всё опять упиралось в  деньги. Росла и  развивалась вся Россия, строились железные дороги. А  в  то  время ещё полностью не  закончилось восстановление после Русско-японской войны, хотя шло оно достаточно быстро. Но  Россия участвовала и  в  других военных конфликтах. Проекты-то были, в  том числе и  проекты водопровода, но  осуществить их  было достаточно сложно. В  1930 годы в  систему водоснабжения вкладывали миллионы, и  то  не  справились! 

Евгений Ларин: И  более того, через год после приезда в  Ново-Николаевск Петра Аркадьевича Столыпина не  стало, он  был убит террористом. Он  вообще многое не  успел сделать в  жизни. Потом, понятно, была Первая мировая война, потом революция, потом Гражданская, но  тем не  менее  Алтайскую железную дорогу всё-таки построили во  время войны. Неужели сооружение водопровода было более затратным мероприятием, чем строительство железной дороги? 

Владислав Кокоулин: Нет, строительство железной дороги было более приоритетным. Были приоритеты, например, такие, как обеспечение торговли. Водой худо-бедно обеспечивали водовозы, как-то обходились, хотя, конечно, они не  обеспечивали город водой в  необходимом количестве. Ведь вода нужна была не  только для приготовления пищи, она нужна была для бань, для полива улиц, влажной уборки в  помещениях, а,  кроме того, нужно было поить скот, а  скот в  городе держали в  больших количествах, город по  сути был всё ещё большой деревней. Воды требовалось всё больше и  больше. Были водокачки, были водовозы, но  они обеспечивали горожан водой в  объёме только 2,5  вёдер. Нужен был водопровод.

Евгений Ларин: Что было дальше? Что делали для реализации планов по  сооружению системы водоснабжения? 

Владислав Кокоулин: К  этой идее вернулись в  1924  году. Началось финансирование изысканий, стали думать, как именно прокладывать водопровод. 

Рельеф города в  то  время был не  таким, каким мы  его видим сейчас. Город был весь иссечён оврагами, в  огромном овраге протекала речка Каменка, овраги были и  в  центральной части города. Например, когда прокладывали трамвайные линии, рельеф города приходилось во  многих местах выравнивать. Кроме того, нужна была и  насосная станция, поскольку воду было решено брать из  Оби. Качать воду нужно было не  вручную, делать это нужно было с  помощью электричества. Поэтому в  1927 году был организован трест «Водосвет», который занимался одновременно и  электричеством, и  водоснабжением. Этому тресту было поручено построить насосно-фильтровальную станцию, которая должна была поднимать из  реки и  направлять в  систему водопровода 5  тысяч кубометров воды в  сутки.

Дело в  том, что при заборе воды вместе с  ней попадал песок и  ил. Для того, чтобы примеси осели, требовалось время. Но  для экономии времени вместо положенных четырёх часов на  отстой воды давали только 2–2,5  часа. За  счёт этого подавали в  два раза больше воды, но  качество её  резко ухудшилось. 

Кроме того, в  городскую черту вошёл левый берег, где началось строительство завода «Сибкомбайн» и  соцгорода. Раньше деревни, которые располагались на  этой территории, обходились своими колодцами и  водозаборами. Теперь  же вода нужна была для промышленных целей. В  1935 году на  левом берегу построили водонапорную башню  — это всем известная башня, которую мы  сегодня уже упоминали. В  наши дни она служит музеем, а  раньше у  неё внутри был огромный железный бак на  2  тысячи кубометров воды. Эта башня вполне обеспечивала водой завод «Сибкомбайн» и  соцгород. 

Евгений Ларин: 13  февраля 1929 года было объявлено о  запуске городского водопровода, состоялся торжественный митинг по  случаю открытия насосно-фильтровальной станции возле Инюшки, так, по  крайней мере, её  назвали в  «Советской Сибири». Были официальные лица, торжественные речи, это было действительно событие! 

Владислав Кокоулин: Но  1  апреля 1929 года станцию закрыли. Дело в  том, что началось таяние снега и  туда пошли нечистоты, которые стали попадать в  водозабор. Санитарный надзор запретил брать воду из  реки, потому что случилась очередная вспышка почти уже забытого тифа.

Евгений Ларин: То  есть в  конце 1920-х годов у  нас тоже был тиф?! 

Владислав Кокоулин: Да, началась новая эпидемия, пусть и  не  такая масштабная, как в  годы Гражданской войны, но  тем не  менее  заболевало по  15-20 человек ежедневно. И  сразу  же был обнаружен источник, это была вода из  городского водопровода. Все водокачки, в  которых вода была лучше, пришлось перевести на  двухсменную работу, а  насосно-фильтровальную станцию и  водопровод закрыли. Нужно сказать, что предприятия и  общежития обеспечивали кипячёной водой, но  не  повсеместно, поэтому это тоже была проблема. 

30  апреля 1929 года произошла другая неприятная ситуация. На  Красном проспекте прорвало водопровод. Образовалась течь, которая размыла мостовую. Появилась огромная яма, в  которую провалился автобус. 

Тем не  менее  было принято решение водопровод развивать, но  стоимость его в  1929 году заложили в  размере 1,8 миллиона рублей. И  ещё 200 тысяч рублей для левобережной системы водоснабжения. Это были громадные деньги, ведь на  строительство всего левобережного соцгорода отпускали 3,5 миллиона рублей, а  тут 2  миллиона только на  водопровод. 

Евгений Ларин: Куда пришла вода на  первых порах? Мы  же понимаем, что это было только самое начало. 

Владислав Кокоулин: Это были предприятия, некоторые учреждения и  школы центральной части города. Также водопровод стали подводить к  жилым каменным домам, строительство которых началось в  центре, но  вода заходила по  трубам не  в  квартиры, а  к  водоразборным колонкам. То  есть колонки снабжала централизованная система, а  из  колонок жители этих домов набирали вёдрами и  разносили уже по  квартирам. 

Евгений Ларин: Писатель Илья Лавров в  своей известной книге «Мои бессонные ночи» в  одном из  эпизодов описывает тот день, когда у  них запустили воду. Если я  ничего не  путаю, это было в  центре в  районе улицы Депутатской. Я  процитирую фрагмент:

«А  однажды по  кварталу пронёсся крик мальчишек:

—  Вода пошла! Вода!

Мальчишки, девчонки, женщины выбегали изо всех калиток, гремели вёдрами, коромыслами, перекликались. Бежал и  я, махая крашеным синим ведром.

<...>

Сразу  же вытянулась весёлая, шумная очередь. Внизу окна был лоточек. Выдвинется  он, положишь в  него талон, лоточек юркнет обратно, а  ты  только поспевай, суй ведро под трубу. Струя, прозрачная, студёная, как хватит, только ведро зашатается, запоёт». 

А  отец его в  этот день вернулся домой с  полной бочкой, он  работал водовозом. Лавров пишет, что когда пустили водопровод, все отказались от  водовозов. Но  мне кажется, что произошло это далеко не  сразу и  очень не  скоро. 

Владислав Кокоулин: Конечно. Водоразборные будки были там, где воду давали по  талонам, по  определённому нормативу, но  водовозы были востребованы и  в  1930-х годах, и  позже. 

Дело в  том, в  1931 году планировали построить 85  км водопровода по  городу, и  это было только  37% от  потребности всего города. Но  не  построили нисколько! Нужно было железо, трубы, цемент. А  это всё шло на  стройки заводов гигантов — «Сибкомбайн», потом завод горного оборудования. Все стройматериалы уходили туда, и  даже на  этих стройках был их  постоянный дефицит.

Кстати, в  1931 году норма потребления воды уже была не  2,5 ведра на  человека в  сутки, а  всего 17  литров. В  1932 году было уже 22  литра в  сутки, то  есть те  же самые дореволюционные два с  половиной ведра. Но  это речь идёт о  централизованном водоснабжении. А  если учесть  то, что многие брали воду самостоятельно из  рек, из  водоразборных колонок, то  получалось, конечно, больше.

В  1931–32 годах, для сравнения, центральный водопровод Новокузнецка давал 48  литров в  сутки, в  Томске  — 25  литров, в  Омске  — 13  литров. А  норма в  это время составляла 40  литров. Таким образом, мы  понимаем, что в  Новосибирске водопровод давал только половину нормы. 

Интересно, что по  плану 1933–37  года  потребление воды в  1937 году должно было быть доведено до  125 литров в  сутки на  человека. Но, когда в  1938 году стали подводить итоги, выяснили, что получается всё равно 22  литра в  сутки. Водопровод строился, но  и  население росло. 

А  в  1937 году председателя городской плановой комиссии Шляпникова обвинили в  том, что он  вредительски строил водопровод: построил одну нитку, и  авария там, которую он  якобы запланировал, могла привести к  тому, что весь город останется без воды. Его назвали троцкистско-бухаринским бандитом и  обвинили в  том числе во  вредительском строительстве водопровода. 

Евгений Ларин: Видимо, нужно было убрать человека, и  нашли повод для того, чтобы это сделать. 

Владислав Кокоулин: Да, видимо, так и  было. А  самое интересное было в  том, что в  1938 году большинство населения по-прежнему пользовалось колодцами. 

Евгений Ларин: Когда можно было сказать о  том, что весь город получает воду централизованно? Когда настал этот момент? 

Владислав Кокоулин: Наверное, только в  1980-е. 

Евгений Ларин: Вероятно, это уже современная история Горводоканала? 

Владислав Кокоулин: Я  помню, что ещё в  1980-х годах водоразборные колонки были на  Шлюзе, к  которым приходили с  вёдрами, набирали воду и  носили. То  есть водопровод доходил до  квартир ещё не  везде. Город рос, водопровод строился, но  не  успевал за  ростом города. 

Евгений Ларин: Развитие водоснабжения  — это история, которая продолжается сегодня и  будет продолжаться, потому что город растёт без остановки.